Дэвид Ренсин - Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история
В то, что мы пили молоко, было легко поверить, так как мы заедали напиток украденными из магазина Мейнцера пирожками. Поскольку многие магазины по воскресеньям не работали, рынки и некоторые рестораны иногда раздавали оставшуюся или подпорченную еду голодающим и нуждающимся, которые обычно собирались у черного хода к закрытию в субботу.
К тому времени, когда пришли мы, уже ничего не осталось. Поэтому мы направились в лавку Мейнцера спросить у хозяина насчет нетоварного вида пирогов, которые он бы все равно выбросил. Тот оказался не в духе и захлопнул дверь прямо перед нашим носом.
Я был злее самого злого шершня и решил усовершенствовать технику ловли конфет и сигарет на удочку, для чего взял тяжелую проволоку и прицепил к самому ее кончику крючок. Я осторожно пропихнул удочку сквозь решетку лавки и открыл дверную защелку. Мы набрали пирогов и съели их, добравшись до своего укромного уголка. Парням всегда нравились яблочные пироги, я же обожал пироги с вишней.
Наше предприятие оказалось настолько успешным, что еще одна группа мальчишек последовала по нашим стопам, но была поймана. Ребята решили прихвастнуть и взяли на себя всю ответственность за наше озорство. На следующий день местная газета вышла с передовицей: «ПОЙМАНЫ ВОРИШКИ, ОРУДОВАВШИЕ В МАГАЗИНЕ ПИРОГОВ МЕЙНЦЕРА». Мы подождали два дня и снова обокрали магазин, просто чтобы продемонстрировать, что полиция схватила не тех, кого надо. В газете появился новый заголовок: «Магазин Мейнцера снова ограблен».
Моя семья совсем отчаялась вернуть меня на путь истинный.
Мои родители были католиками, но при этом никогда не посещали церковь. Если священник подходил к нашей двери просить пожертвования, а у родителей не было денег, они делали вид, что их нет дома.
Я же изредка ходил в церковь. А однажды очень сильно опоздал к службе, потому что где-то слонялся. Когда я пришел, народу собралось столько, что яблоку было негде упасть. Мне удалось найти местечко позади всех, в самом конце. Священник, завидев меня, прошел через весь собор, схватил меня за ухо и, выкрутив его, произнес: «А ну-ка марш домой за запиской от матери, где бы объяснялась причина твоего опоздания».
Как же меня это разозлило, я хотел ударить его, но лишь молча вышел.
Маме я сказал, что больше никогда туда не вернусь. И отправился с приятелем в баптистскую церковь, у которой была большая звонница. Однажды я нашел огромную катушку и отмотал себе немного веревки. Шутки ради я забрался на башню, привязал веревку к колоколу, а конец бросил на улицу, где затем спрятал в кроне растущего неподалеку дерева. Когда стемнело, я потянул за веревку что было мочи. Динь-дон! Динь-дон! В окнах всех окрестных домов тут же вспыхнул свет. Народ высыпал на тротуар. Одна из женщин закричала: «О mama mia, это же чудо!»
Приехали пожарные и полиция. Я же тихонько спустился с дерева и исчез.
У меня в запасе было еще множество проделок.
Однажды я выпустил пулю из пневматического пистолета в собаку, которая укусила меня, пока я развозил газеты. Я обстреливал девчонок бумажными шариками и частенько оказывался в углу за свое дурное поведение. Однажды, когда меня в очередной раз наказали (хотя именно тогда я был не виноват), я отомстил учительнице, спустив после уроков колесо в ее автомобиле.
Да всякое бывало.
По сравнению с делами нынешних хулиганов все мои тогдашние выкрутасы выглядят лишь детскими шалостями. Но в то время все это казалось весьма серьезным делом.
Я стащил пару пирогов из грузовика булочника, и водитель заявил об этом в полицию. Мне пришлось заплатить за украденное. Но я замыслил месть. Я укрылся в засаде и набросился на парня, когда они с приятелем выходили из здания местного театра. Мы сцепились в темном переулке. Сначала общий друг из наших вызвался мне помочь, так как водитель был на тридцать фунтов тяжелее меня, но я знал, что он будет осторожничать и никто не пострадает. У меня были иные цели.
– Все в порядке, – сказал я и в следующую секунду снова бросился на водителя. Дрались мы долго, и наконец я сбил его с ног. Он откатился в канаву и лежал там, истекая кровью. Я же пошел домой. Я был весь перемазан. Мама подумала, что со мной случилось что-то страшное. Она закричала, на ее вопль прибежал отец. Я промямлил что-то нечленораздельное в свое оправдание, и они оставили меня в покое.
Во время драки никогда не думаешь о том, что кто-то может серьезно пострадать по твоей вине, а то и умереть. Проснувшись на следующее утро, я вспомнил, как сильно избил водителя накануне. Сколько же было кровищи! Я не мог успокоиться, осознав, что натворил. Я заставил себя вернуться на место драки, надеясь, что он все еще лежит там. Но, конечно, его там не было. А через пару дней я увидел его за рулем грузовика, с распухшим лицом. Я испытал облегчение: жив. В ту же самую секунду мои опасения сменились ликованием: отделал я его как надо!
Глава полиции Торранса, Коллиер, не желал больше мириться с моими выходками. Он решил предпринять хоть что-нибудь и посадил меня в местную тюрьму, чтобы я познакомился с заключенными. Мы остановились перед одной из камер и несколько минут стояли, не двигаясь. А затем он спросил: «Луи, куда ты обычно ходишь по субботам?»
– На пляж, – ответил я.
– Так вот, когда будешь сидеть здесь, – произнес он, кивая на двоих мужчин, находящихся в камере, – ты уже не сможешь этого делать.
И тут я кое-что понял, но совсем не то, что шеф полиции Коллиер хотел до меня донести. Я вдруг осознал, что теперь мне следует действовать хитрее, творя свои бесчинства, чтобы больше не попадаться. Спустя пару дней я, высунувшись из-за дерева, швырнул помидор в лицо полицейскому. Когда тот пришел в себя, я уже успел смыться.
Но и на этом я не успокоился. Я вдруг обнаружил, что ключ от моего дома каким-то удивительным образом подходит к задней двери школьного спортзала, – так что мы с друзьями могли отныне играть в баскетбол совершенно бесплатно. Но кто-то донес на нас, и замки поменяли, а я снова оказался за решеткой.
На этот раз все, кто уже давно хотел свести со мной счеты, получили такой шанс. Мои родители и Пит устали от постоянных визитов полицейских. Шеф полиции и директор школы уже отчаялись со мной бороться. Но, откровенно говоря, мне было совершенно все равно – меня волновала одна-единственная вещь: я не хотел, чтобы на меня навесили клеймо душевнобольного. Времена тогда были непростые, и детей, чье поведение не поддавалось коррекции, могли забрать в соответствующее заведение, а также стерилизовать, чтобы их гены неуправляемости не передались последующим поколениям. Самый распространенный вопрос тех лет – «Есть ли в вашей семье случаи душевного расстройства?»
К счастью, сейчас времена другие.
Но с другой стороны, именно тогда я подумал, что, может, мне и правда пора что-нибудь поменять. Мог бы я как-то кардинально изменить свою жизнь?
Мой брат Пит всегда принимал мою сторону и старался подавать мне положительный пример. Но он был настолько непроблемным ребенком, что с ним не имело смысла соревноваться, хотя я и сам не знаю, почему думал, что мне нужно это делать. Может, потому, что я осознавал, что по сравнению с ним далек от совершенства. Пит никогда не доставлял никаких хлопот. Он всегда был идеальным сыном и идеальным братом. Многие дети не хотели бы иметь «идеальных» брата или сестру, я же любил его несмотря ни на что.
А кроме того, когда я пытался вести себя хорошо, это всегда оказывало прямо противоположный эффект, как в той истории, когда родители поехали в Сан-Педро. Пока они отсутствовали, я до блеска отскреб пол на кухне. Однако, вернувшись, они воскликнули: «Вы только посмотрите, какую работу проделал Пит!»
Я ни слова тогда не произнес. Пит же промолчать не смог: «Это не я. Пол вычистил Луи». Но я на всю жизнь запомнил первую реакцию родителей.
Пока родители, школа и полиция размышляли над тем, как меня образумить, Пит повел меня на местный сталелитейный завод. Рабочие показались мне грязными, потными, чумазыми. Я сказал: «Господи, что за отвратительная работа! Не хотел бы я заниматься чем-нибудь подобным».
– Думаешь, это не для тебя? Однако именно этим ты и будешь заниматься, просто ты никогда не работал, не разгибая спины, – только и ответил Пит.
Мысль о подобной перспективе и страх, что меня будут считать безнадежным, наконец-то повергли меня в такой шок, что я задумался: может, я и правда что-то делаю не так?
Все решили дать мне еще один шанс.
Меня обязали участвовать в школьных спортивных соревнованиях.
Я не вышел ростом для американского футбола, поэтому директор определил меня в группу легкой атлетики и включил в состав бегунов для забега на 660 ярдов, организованного для учеников параллельных классов. Если я справлюсь, мне простят все мои школьные выговоры. «Если ему дать шанс, Луи, возможно, осознает, что на свете есть и другие способы привлекать к себе внимание и получать признание».
